События прошедшие и предстоящие...

Сейчас я узнаю, что в молодости меня жизнь сводила с людьми, которые могли бы много рассказать на интересующую меня тему, но тогда я и не предполагала, что она будет меня интересовать. Теперь уже не спросишь.
Когда сейчас я пытаюсь узнать что-нибудь из жизни исторического дома, то только и слышу от жильцов: "Вот бабушка - она обо всем и обо всех знала" или "Вот мама всё помнила..." А уже ни мамы, ни бабушки нет. А их потомки, тоже уже немолодые люди, ничего не знают о месте, в котором живут с рождения.

В молодости была в моей жизни, ничего не значившая для меня тогда, встреча.
В те годы я вела дневник и записывала в него все, что казалось мне заслуживающим внимания.

1978 г.
В середине апреля мы с девочками-сокурсницами возвращались с Театральной площади, где у нас проходили репетиции – подготовка к демонстрации 1-го мая. Мы очень устали и сели на сиденье, так как мы с утра до 3-х часов дня сначала были на занятиях, а потом еще полтора часа – на Театральной площади.
Напротив меня сидела седая старушка с очень светлыми глазами. Вскоре я заметила, что она разглядывает меня. Потом она подалась ко мне и сказала, что мне лучше было бы изменить прическу. Мы познакомились. Звали ее Каялова Елена Михайловна. Жила она на улице Пушкинской в доме № 67 в квартире № 3. Это ныне снесенный двухэтажный дореволюционный дом напротив исчезнувшего в руинах кинотеатра «Россия». В ее квартире был даже телефон (6-69-60), и Е. М. просила меня позвонить ей.
Я позвонила и даже один раз была у нее в гостях.
Она была очень общительна, знала много интересного и, вообще, много знала. Она до выхода на пенсию преподавала в политехническом институте (знала три языка), наверное, на инязе. Е. М. сказала: « Меня привлекло в тебе то, что ты не размалеванная, чем выгодно отличаешься от своих сверстников, и еще то, что ты так хорошо и искренне говорила о своей работе».

Послесловие

Елена Михайловна занимала в доме на улице Пушкинской две комнаты в коммуналке во втором этаже. Одна из комнат была проходной, но в ней не было окон. Посередине стоял круглый стол, покрытый скатертью с кистями, а сверху свешивался большой апельсинового цвета абажур с бахромой по краям. Елена Михайловна угощала меня чаем с печеньем и рассказывала, какие платья она носила в молодости.

Ее молодость пришлась на 1920-е годы прошлого столетия. Елена Михайловна пыталась рисовать фасоны, которые она заказывала в ателье того времени, ей хотелось, чтобы я тоже пошила себе такие же. Рисовала она плохо, поэтому ни одно платье мне не понравилось, но я слушала из вежливости, так уж сладко хозяйка погрузилась в свои воспоминания. Одно из платьев ей откровенно испортили в ателье, сделав слишком большой вырез, а она придумала, как исправить эту оплошность портнихи, скрыв неудачное место розой из мелких оборочек.
Но были уже давно другие времена, и мне совсем не хотелось шить себе платья по совету Елены Михайловны.

Больше я к ней не приходила. Прошло полвека, давно нет на свете седовласой старушки, дом ее тоже исчез с лица земли, но встреча не забылась, а память точно впечатала в сознание облик и имя – Каялова Елена Михайловна.

Моя юность не интересовалась судьбами уже состарившихся людей. А ведь тогда еще доживали свои последние годочки те, кто родился до революции, кто еще помнил совершенно другую жизнь и мог о ней рассказать. А я тогда жила здесь и сейчас, мой взгляд и помыслы были устремлены в будущее, которое для меня было важнее рассказов о чужом прошлом. О, как же жаль!

Увлекшись краеведением, я узнала о нескольких известных ростовских фамилиях – производителей табака. Одной такой фамилией оказались Каяловы, имевшие несколько доходных домов: один – известный трехэтажный дом углу на ул. Садовой и пер. Соборного, второй – на ул. Пушкинской № 67 (по современной нумерации), принадлежавший Мелкону Каялову. Армяне часто меняли свои имена на созвучные русские. Так Мелкон мог стать Михаилом. А Елена Михайловна при рождении могла быть Мелконовна.